Основной вызов энергобезопасности - нестабильность на международных рынках энергоресурсов - во многом объясняется резко возросшей конкуренцией между основными моделями политической, технологической и экономической модернизации и обострившимся «идеологическим» противостоянием основных импортеров и экспортеров энергетических ресурсов. В действительности, ценовые скачки и панический страх перед лицом гипотетической угрозы временного срыва поставок углеводородов выявляет критическую значимость этого сектора для глобальной политической и экономической стабильности и устойчивого развития.
Так, абсолютное большинство экспортеров энергоресурсов рассматривают свои природные ресурсы и национальный энергетический сектор в целом как неотъемлемую часть государственного суверенитета, национальной мощи, равно как и эффективный инструмент для проведения динамичной внешней и внутренней политики. В ежегоднике «World Energy Outlook», издаваемым Международным энергетическим агентством, утверждается, что «мир стоит перед лицом двойного вызова глобальной энергобезопасности, выражающегося в возможном дефиците доступных энергоресурсов и экологическом ущербе, вызываемом чрезмерным уровнем потребления углеводородов» . Кроме того, постоянно усиливающаяся зависимость мировой экономики от импорта нефти и газа усугубляет последствия возможного прекращения поставок углеводородов и создает порой необоснованные панические настроения на мировых энергетических рынках.
Существует два основных подхода к глобализации - так называемый «вашингтонский» и «пекинский» консенсусы. В чем разница между ними? Большинство политологов и экономистов утверждают, что подход к энергобезопасти напрямую зависит от политической линии субъекта энергетической цепочки. В то время как для потребителей важна стабильность поставок, экспортеры прежде всего озабочены стабильностью цен и спроса на углеводороды. Именно этот водораздел и служит наглядным примером фундаментального различия между западными и не западными моделями модернизации и управления природными ресурсами .
Западная либеральная модель (так называемый «вашингтонский консенсус») управления сырьевыми ресурсами направлена прежде всего на устранение политических барьеров, ограничивающих доступ для иностранных инвесторов к сырью и перспективным рынкам развивающих стран и использование прямых иностранных инвестиций в качестве инструмента для эффективной приватизации нефтегазового сектора.
Теория и практика неолиберальной глобализации стали бурно развиваться с конца 1970-х гг. Их суть сводилась к либерализации торговли и цен, дерегулированию предпринимательской деятельности, всемерному сокращению хозяйственной функции государства, строго фискальной политике.
Особое значение придавалось приватизации государственной собственности и созданию возможностей для свободной купли-продажи национальных ресурсов, а позднее в центре внимания оказались вопросы стабилизации финансовой системы, сбалансированности бюджета, в частности путем форсирования экспорта. Этот пакет требований получил широкую известность под названием «вашингтонский консенсус» и был сформулирован английским экономистом Дж. Вильямсоном, бывшим вице-президентом Всемирного банка. Последний, как и ряд других западных экономистов, полагал, что рекомендации «вашингтонского консенсуса» носят универсальный характер и помогут в разработке экономической стратегии латиноамериканских стран, стран Восточной Европы, России и стран Азии . Впрочем, у него были авторитетные оппоненты на пике популярности в первой половине 1990-х гг., и остались влиятельные сторонники после громких заявлений о его кончине .
Согласно возникшей в 1970-е гг. неолиберальной модели, все барьеры в международной торговле должны быть устранены, а экономика каждой страны должна специализироваться на том, что составляет ее конкурентное преимущество. Основа основ неолиберальной финансовой архитектуры - отсутствие барьеров для перемещения капитала. Это дает международным финансовым институтам доступ на развивающиеся рынки. Поэтому фундаментом успешного развития экономики является финансовая система, поскольку она способствует перетоку капиталов из неэффективных в эффективные отрасли экономики. Прозрачная система прав собственности, институциональная перестройка системы кредитования и корпоративное управление способны обеспечить макроэкономическую сбалансированность и стимулировать экономический рост.
Одновременно с этим в ряде стран (прежде всего таких как Россия, Бразилия, Венесуэла, Индия, Иран и Китай) идет процесс выработки альтернативных сценариев глобализации («пекинский консенсус»). Они смогли сочетать жесткий государственный контроль над стратегическими отраслями национальной экономики и управленческую эффективность частного сектора.
Бывший редактор международного отдела журнала «Тайм», консультант компании «Голден Сакс» Дж. Рамо дал этому название «пекинский консенсус» . Теоремы «пекинского консенсуса», сформулированные Рамо, утверждают ценность инноваций, нацелены на «управление хаосом» с помощью повышения качества жизни, достижения устойчивости и равенства в процессе развития. Они также предполагают использование рычагов воздействия на «большие гегемо- нистские державы, способные впасть в искушение наступить на вашу мозоль» . В противоположность «вашингтонскому консенсусу» Рамо определил «пекинский консенсус» следующим образом: решительное стремление к инновациям и экспериментам, активная защита государственных границ и интересов, все более продуманное накопление инструментов асимметричных сил, в частности путем накопления валютных резервов. Таким образом, цель «пекинского консенсуса» - это экономический рост с помощью государства при обеспечении независимости и национальных интересов в условиях стабильности .
Сторонники «пекинского консенсуса» считают, что энергетические ресурсы не только должны быть государственной собственностью, но и стать одной из ключевых «опор» национальной безопасности. Кроме того, страны - экспортеры энергоресурсов пытаются установить полный контроль над тремя основными элементами «энергетической цепочки» - добычей, транспортировкой и распределением энергоресурсов. Иногда эти страны вынуждены идти на уступки «вашингтонскому консенсусу», но делают они это только, уступая сильному политико-экономическому давлению со стороны Вашингтона или Брюсселя, или тогда, когда конкретный компромисс служит их долгосрочным политическим, стратегическим и экономическим национальным интересам .
Эти государства также стремятся к реформированию сложившейся международной экономической системы или призывают к корректировке существующих механизмов, с тем чтобы они отражали новый мировой политический и экономический баланс сил. Все это не отменяет приверженности этих стран принципам, как утверждение уникальности пути развития каждой страны, обусловливающее невмешательство в ее дела, и приверженность строительству многополярного мира.
Следует отметить, что противоречия в сфере энергобезопасности наблюдаются не только в отношениях между экспортерами и импортерами энергоресурсов - разделительные линии пролегают также и внутри лагеря импортеров энергоресурсов. Так, наблюдается ряд серьезных трений в отношениях между развитыми (Северная Америка, Европа и Япония) и развивающимися (Китай, Индия) потребителями энергии, отражающий новый расклад сил на мировой энергетической арене.
С одной стороны, высокие мировые цены на углеводороды заметно усилили позиции традиционных экспортеров энергоресурсов, с другой - ряд развивающихся стран (прежде всего Индия и Китай) стали проводить ускоренную экономическую модернизацию и как следствие увеличили спрос на углеводороды и сырьевые ресурсы в целом. Нередко новые азиатские экономические гиганты напрямую обращаются к странам - экспортерам энергоресурсов и предлагают им военную, политическую и экономическую поддержку в обмен на гарантию долгосрочных поставок углеводородов.
Однако эти тенденции до сих пор полностью не осознаны руководством Международного энергетического агентства, которое продолжает оставаться закрытым элитным клубом развитых западных стран и держит «за бортом» как основных экспортеров углеводородов, таких как Россия и страны ОПЕК, так и новых импортеров энергоресурсов (Бразилия, Индия и Китай). Понимая, что большинство мировых запасов топлива находится за пределами государств - членов МЭА, бывший исполнительный директор Агентства Н. Танака предложил координировать действия МЭА с планами ключевых энергетических игроков, не участвующих в работе Агентства. Данное предложение, однако, исключает формальное членство новых государств и не способствует реальному укреплению глобальной энергобезопасности .
Россия занимает уникальное место в международной энергетической системе. С одной стороны, это - энергетическая «супердержава» с колоссальными запасами углеводородов, с другой - РФ сохраняет «энергетический нейтралитет», не являясь членом ни МЭА, ни ОПЕК. Тем не менее, «российская модель» не является исключением и во многом базируется на альтернативном подходе к глобализации («пекинский консенсус»). Использование альтернативных модерни- зационных планов не означает, что Москва не заинтересована в сотрудничестве с западным миром.
Однако часто конструктивные предложения, выдвигаемые Россией, вызывают неприятие политических и бизнес-элит ЕС и США. Так, эти страны-импортеры выражают опасения по поводу намерений стран - экспортеров природного газа координировать свои инвестиционные и производственные планы. Это, по мнению руководства ряда западных стран, может привести к резкому ценовому скачку и подорвать принцип свободной конкуренции. Одновременно с этим сторонники «вашингтонского консенсуса» не спешат принимать во внимание аргументы производителей «голубого топлива» - ведь разработка месторождений и транспортной инфраструктуры требует колоссальных финансовых затрат и, соответственно, гарантий со стороны будущих клиентов. Российский эксперт П.Б. Салин отмечает, что одной из ключевых проблем, с которой сталкиваются и Россия, и Китай, является доступ к мировой инфраструктуре принятия решений - от экономических до политических .
Для достижения поставленных целей российское руководство попыталось объединить управленческую эффективность частного сектора со стратегическим государственным контролем над ключевыми секторами российской экономики, такими как энергетика, оборонная и добывающая промышленность. При реализации подобных задач, по словам американского политолога Ф. Хилл, Россия заново изобрела себя, но не как военная супердержава, а как «энергетическая супердержава» .
В свою очередь, американский экономист К. Гадди, анализируя российские экономические преобразования, провел исторические параллели между российской действительностью и Германией начала XX в.: так, в 1914 г. кайзер Вильгельм И поставил перед ведущим немецким промышленником (и позже министром иностранных дел Веймарской Республики) В. Ратенау задачу, аналогичную целям, поставленным перед российским правительством, а именно - как создать эффективный экономический механизм, сочетающий максимально возможную управленческую эффективность частного сектора с высокой степенью государственного контроля над экономикой .
По сути, российская энергетическая политика опирается на четыре базовых принципа:
Поэтому внешнеполитические шаги российского руководства направлены на поддержание международных позиций своего энергетического сектора. Несомненно, что за спорами по поводу делимитации дна Каспийского моря, арктическими экспедициями и заявками на расширение российской эксклюзивной экономической зоны в Арктике стоят долгосрочные стратегические интересы России. Скрытая или очевидная поддержка государства просматривается и за международной экспансией российских энергетических компаний, включая обмен активами, приобретение активов, разведку и добычу полезных ископаемых, участие в инфраструктурных проектах и прямое проникновение на рынки сбыта в США, странах ЕС, Азии, Африки и Латинской Америки.
Таким образом, различие в подходах развитых и развивающихся стран (и России) к вопросам собственности, инвестиций, контроля над ресурсами, доступа к рынкам и контроля над «энергетической цепочкой» сводится к следующему. Страны - экспортеры энергоресурсов пытаются получить максимальную выгоду от торговли ресурсами, сохранить контроль над национальным энергетическим сектором и использовать «нефтедоллары» для финансирования внутренней модернизации и активной внешней политики.
Визит в Китай президента Армении Сержа Саргсяна вызвал новый всплеск интереса к этой загадочной стране.
Визит в Китай президента Армении Сержа Саргсяна вызвал новый всплеск интереса к этой загадочной стране. Основания для этого есть, и очень серьезные: за короткий срок Китай сумел проделать стремительный прорыв от разрухи и тотальной нищеты времен культурной революции к динамично наращивающему свой индустриальный потенциал государству. В чем секрет этого феномена? Может ли Армения позаимствовать опыт у этой великой страны?
О "Пекинской консенсусе" впервые заговорил профессор китайского университета Цинхуа Дж.Рамо. "Пекинский консенсус" призван заместить дискредитировавший себя в 90-х годах на всем постсоветском пространстве, в том числе и в Армении, неолиберальный "Вашингтонский консенсус". "Пекинский консенсус" ориентирован, во-первых, на инновации, во-вторых, на устойчивое, сбалансированное и качественное развитие, а также на социальное равенство, в-третьих, на национальное самоопределение. Он придает социальным переменам столь же большое значение, как и экономическим. В "Пекинском консенсусе" экономика и управление нацелены на совершенствование общества, что полностью игнорируется "Вашингтонским консенсусом". В отличие от последнего, он порождает много абсолютно новых идей и подходов.
Весь мир является свидетелем поразительного динамичного развития и возрождения Китая путем совершенствования политической системы страны. Приоритетными направлениями внутриполитического и экономического строительства государства являются перестройка хозяйственного механизма страны в целях повышения его эффективности и инновационности, модернизация аграрного сектора, расширение социальной направленности и в результате построение социалистического гармоничного общества. Движение Китая к рыночной экономике происходит при сохранении направляющей и руководящей роли государства. Более того, "Пекинский консенсус" не предполагает сужения функций правительства. В частности, уменьшая его ответственность за работу предприятий, данная модель развития предусматривает усиление роли государства в макроэкономическом регулировании, общественном управлении и предоставлении социальных услуг. Хотя сегодня 70% ВВП страны создается на негосударственных предприятиях, в Китае хорошо понимают, что частной собственности без государства не существуют. И успех Китая все-таки базируется не столько на экономической либерализации, сколько на продуманной социально-экономической стратегии.
По прогнозам лауреата Нобелевской премии в области экономики профессора М.Спенсера, высокие темпы роста китайской экономики носят долгосрочный характер и сохранятся по крайней мере еще 25 лет. При этом государство на всем протяжении реформаторского курса остается достаточно сильным, чтобы очерчивать пределы компетенции рынка, выправлять его просчеты, обеспечивать общественный порядок, социальную стабильность и безопасность. В этой стране сила власти покоится не на мощи репрессивного аппарата, а на ее легитимности. Иными словами, зависит от того, в какой мере граждане страны, основная масса народа не отчуждены от власти, насколько ее устремления отвечают их интересам и чаяниям, насколько действенна обратная связь между властью и обществом.
Китайские реформы осуществляются в комплексе, дополняя друг друга, создавая друг для друга необходимые условия и предпосылки. Характерным примером в этом отношении может служить реформирование государственного сектора экономики. В отличие от нас, отказавшись от шоковой терапии, от одномоментной приватизации государственной собственности, Китай избрал долгий, но более щадящий путь постепенного избавления государственных предприятий от пороков, определяющих их низкую эффективность, - в первую очередь от избытка рабочей силы и от груза социальных обязательств. Государственный сектор покинули многие миллионы работников, но они не были выброшены на улицу. Многие прошли переобучение, повысили квалификацию или получили новую профессию. Другие сумели найти работу на предприятиях частного сектора, который стал быстро расти параллельно с реорганизацией государственных предприятий.
Многие перемены сперва отрабатываются в экспериментальном порядке на одном или нескольких районах страны и лишь впоследствии осуществляются во всекитайском масштабе. Документы о ряде важнейших институциональных преобразований готовятся годами, а иногда и десятилетиями и вводятся в действие первоначально часто в виде проектов, которые затем дополняются и исправляются. В Армении же важнейший законопроект может пройти все три чтения в Национальном Собрании в течение одной недели. Вот вам и сравнение.
Китай шаг за шагом нащупывает свой путь модернизации политической системы, который отвечал бы его культурно-историческим традициям, национальной специфике. Китай обычно заимствует чужие идеи, нормы и институты в сильно преображенном, адаптированном к своим условиям виде. Политическая демократизация по западным образцам, как показала практика большинства постсоветских стран, в том числе и Армении, не избавляет от социального неравенства, экономической нестабильности и коррупции. Китайский подход к глобализации, как и к реформированию, отличают последовательность и поступательность. Открытость внешнему миру осуществляется целенаправленно, но постепенно, шаг за шагом - как в структурно-отраслевом, так и в территориальном плане.
Модель инвестиционного климата, которую использовал Китай, давала иностранным инвесторам ощутимые преимущества перед отечественными, с тем чтобы стимулировать приток в страну передовых технологий и современного менеджерского опыта. Первой такими преимуществами воспользовалась китайская диаспора, которая стала создавать на континенте свои предприятия. Для координации ее деятельности было создано Министерство по делам диаспоры под руководством первого заместителя премьер-министра. (Будучи в Китае в составе делегации Национального Собрания, автор статьи глубоко и всесторонне изучил деятельность этого министерства и его роль в развитии современного Китая. В этой связи вызывает разочарование работа недавно созданного у нас Министерства Спюрка, которое должно заниматься жизненно важными для Армении проблемами, а не только проектами типа "Ари тун".)
В 80-х - начале 90-х гг. прошлого века иностранные инвестиции поступали в Китай почти исключительно из Гонконга, Макао и Тайваня. В 90-е гг. стали расти капиталовложения и из Японии, США, Европы, включая крупнейшие высокотехнологичные компании. В Китае созданы предприятия и филиалы 480 из 500 крупнейших транснациональных компаний. В их числе, например, все ведущие автомобилестроительные корпорации, 90 из 100 важнейших производителей товаров и услуг на базе информационных технологий. В начале 80-х на юге страны, недалеко от Гонконга были образованы и небольшие по площади специальные экономические зоны (СЭЗ). В 1988г. самой большой в стране СЭЗ стал остров Хайван. В 1990г. такой режим был представлен новому району Шанхая - Пудуну.
Китай стремится оптимизировать плюсы и минимизировать минусы глобализации. Главное здесь состоит в том, чтобы, открывая свою экономику внешнему миру, сохранить собственную специфику и суверенность. Поучительно для нас то, что Китай рассматривает глобализацию не как путь, ведущий к размыванию национальных особенностей, а напротив, как средство для возрождения китайской нации. Эта страна не только следует правилам, установленным Западом, но и стремится сказать свое слово, менять эти правила в своих интересах. Если провести параллель, то главная проблема, стоящая перед президентом Армении в идеологической области: как сочетать установку на модернизацию и глобализацию страны со сбережением традиционных ценностей и традиционной культуры.
Огромную роль в жизни китайцев стало играть конфуцианство, которое превратилось в основную мировоззренческую систему и на многие века сцементировало политическое и культурное единство страны. Поговорите с сотрудниками Посольства Китая в Армении (кстати, они прекрасно знают русский язык), и вы убедитесь, что для них конфуцианская мораль и традиционная практика духовного совершенствования - вещи неразделимые и, более того, являются чуть ли не обязательным условием успеха в дипломатии.
В отличие от нашей страны, где понятие "благо" часто индивидуалистическое, в Китае существует понятие блага как общественной ценности, и при создании бизнеса предпринимателями вполне осознанно ставится целью достижение благополучия не только семьи, рода, но и страны в целом.
О том, какое значение в современной КНР придается вопросам стратегии, узнали члены делегации Армении при встрече со своими коллегами. Как в государственных организациях, так и в крупных корпорациях существуют целые подразделения, которые занимаются разработкой стратегии и перспективным планированием. К этому стоит добавить, что руководителем крупного предприятия не может стать молодой человек, не обладающий необходимым опытом и, самое главное, особой мудростью. В отличие от нас, у китайцев, с одной стороны, отсутствует панибратство, а с другой - существует подчеркнутое уважение подчиненного к руководителю, и при этом без всякого подобострастия.
Необходимо подчеркнуть, что в развитии Китая огромную роль сыграли все три последних руководителя. Лидер четвертого поколения китайских руководителей Ху Цзиньтао - личность незаурядная. Несомненно, его вклад в возрастание роли Китая на мировой арене на современном этапе неоценим. До него Дэн Сяопин, Цзян Цзэминь олицетворяли три разные эпохи китайской истории, причем каждое поколение руководителей выражало определенный этап развития страны. Сама история уготовила Ху Цзиньтао особую роль - внести свой вклад в достижение главной национальной цели - превращение страны в сильную, процветающую державу. Каждый политический деятель мечтает стать лидером. Ху - это человек, который пришел к власти для того, чтобы решить задачи данного исторического этапа развития Китая, а также, подобно Дэн Сяопину, подобрать команду пятого поколения китайских руководителей, которая сможет эффективно решать задачи будущего развития страны.
Главная > Эксклюзив
"Хорошо, я вам сделаю хэппи-энд. Мы дадим
немцам выиграть войну" (Американский
кинорежиссер Льюис Майлстоун, на
требования продюсеров доснять "менее
мрачный" конец фильма "Три товарища" по Ремарку)
По мнению широкого круга экспертов из многих стран мира текущий мировой кризис, де-факто, "ликвидировал "Вашингтонский консенсус". Но завершится ли текущий мировой кризис торжеством Пекинского консенсуса или Китаю уготована участь Японии начала 90-х годов ХХ века, после нового "договора Плаза"? Уготованы ли Китаю долгосрочная рецессия и вытеснение на периферию общемировых процессов? Ответа на данные вопросы пока нет. Но многое говорит о том, что после крушения Lehman Brothers и перегруппировки сил на Уолл-Стрит ключ к выходу из мирового кризиса лежит в плоскости конкуренции глобальных Проектов.
Необходимо отметить, что "крестовый поход" против международного терроризма, начавшийся после 11 сентября 2001 года, не мог не вызвать неких рефлективных действий в сфере международных отношений, не вписывающихся в систему агрессивно-тотального распространения демократии и повсеместного доминирования США как единственной сверхдержавы. Состоявшийся в июне 2006 года очередной саммит ШОС позволил ряду экспертов сделать выводы о том, что привлекательность союзов государств, в которых не представлены США, начинает возрастать. И эта тенденция связана не столько с неявным стремлением Ирана стать членом ШОС, сколько с осознанными и бессознательными попытками лидеров многих стран мира создать несколько глобальных центров влияния альтернативных США.
Трансформация Европы в глобальный центр влияния была замедлена итогами референдумов по проекту Конституции Объединенной Европы во Франции и Нидерландах. Трансформация ШОС в глобальный центр влияния является не столь очевидной. Но на сегодняшний день является важным осознание того, что существуют рефлективные глобальные тренды, не вписывающиеся в моноглобалистическое видение лидеров США.
Известный российский либерал Г.Каспаров отметил: "В современном мире главными субъектами мировой геополитики являются надгосударственные объединения, которые можно условно назвать "проектами". Это американский проект, проект "Единой Европы", китайский проект и проект радикального ислама. Внутри каждого из них достигнут определенный консенсус в отношении самоидентификации и целей развития. Если Россия хочет быть самостоятельным игроком, а не объектом в чужой игре, нам необходимо определиться с тем, кто мы и в каком направлении мы движемся. Уверен, что успех русского национального проекта зависит от создания русской политической нации, не ограничивающей себя национально-этническими рамками...строительство новой России – это открытый проект". "Козьма Прутков наших дней" Х.Селдон считает, что "субъектом, выстраивающим современный геопланетарный баланс, является Глобальный проект. Такой проект, в отличие от национального культурного, должен иметь три составляющих: геополитическую (что подразумевает его соотнесение с субъектами геополитики, которыми остаются государства), геоэкономическую (что означает наличие у проекта места в системе мирового разделения труда и доли в мировой ренте) и геокультурную (последнее на практике следует понимать, как наличие у проекта уникальной составляющей и его связь с локальным национальным культурным проектом или некоторой их совокупностью). Глобальные проекты конкурируют в мировом физическом, экономическом, правовом, информационном пространствах, причем формой конкуренции является, как правило, встраивание чужого проекта в свой собственный... Глобальные мировые проекты следует поэтому рассматривать в качестве современных субъектов действия".
Признаем, что "Вашингтонский консенсус" более известен, чем "Пекинский консенсус". "Вашингтонский консенсус" широкий круг экспертов связывает с глобализацией. А.Чесноков отметил: "Символично, что накануне программной политической презентации глобализации был принят экономический план - программа "Вашингтонский консенсус". Соглашение подразумевало открытость рынка, стандартизацию и свободу экономической деятельности в отдельных странах, настаивая на уменьшении влияния и лояльности государства по отношению к экономическому сектору и к желающим выйти на мировое экономическое поле. Свою важнейшую роль здесь сыграли единая валюта (курс и существование которой зависит от ФРС) и развитие виртуальных финансовых рынков". С.Егишянц в книге "Сумерки богов" привел цитату одного из участников "Вашингтонского консенсуса", знаменитого экономиста Джеймса Кеннета Гэлбрейта: "Доктрина, известная под названием "Вашингтонский консенсус", была по своему характеру неким символом веры глобализации. В ней отразились уверенность в том, что рынки действуют эффективно, что отсутствует потребность в их управлении со стороны государства, что между бедными и богатыми не существует конфликтных интересов, что дела идут наилучшим образом, если в них не вмешиваться... На самом же деле верно то, что бедные, т.е. подавляющая часть населения большинства стран мира, должны ежедневно питаться. Хорошей будет та политика, которая гарантирует, что они смогут это делать, при этом постоянно должно обеспечиваться улучшение рациона питания, жилищных условий, системы здравоохранения, других материальных условий жизни. Плоха та политика, которая прямо или косвенно провоцирует нестабильность, создает проблему с потреблением продуктов питания по соображениям эффективности или либерализма либо даже свободы. Стремление к конкуренции, дерегулированию, приватизации и открытым рынкам капитала в действительности подорвало экономические перспективы многих миллионов беднейших людей в мире. Так что такая политика - просто наивная и неправомерная кампания. Она по-настоящему угрожает безопасности и стабильности в мире, поскольку подрывает основы обеспечения самих себя хлебом насущным..."
Смысл воплощения в жизнь "Вашингтонского консенсуса" сформулировал К.Панкратов: "Сущность догмы под названием "Вашингтонский Консенсус" (если убрать несколько слоев пропаганды) состоит в том, что самой важной экономической задачей правительства должно быть ублажение и приспособление к интересам финансовых рынков - "этих чертовых биржевых спекулянтов", выражаясь словами самого Клинтона. Откройте все двери, продайте все самым крупным транснациональным корпорациям, при первых признаках бури махните рукой на процентные ставки и занимайте еще - под более высокие проценты. И держите при себе побольше "рыночных реформаторов", чтобы умасливать МВФ и биржевых спекулянтов". С.Глазьев выделил привязку рубля к доллару, в рамках политики Вашингтонского консенсуса: " Шантажируя Россию экономическими санкциями за неуплату внешнего долга СССР, руками МВФ они навязали российскому руководству политику Вашингтонского консенсуса, стержневым элементом которой стала привязка российской денежной системы к поддержке доллара. До сих пор, несмотря на освобождение России от долговой зависимости, российские денежные власти жестко привязывают эмиссию рублей к приобретению долларов и связанных с ним евро и фунта. При этом значительная часть валютной выручки от экспорта российских энергоносителей в Европу направляется на приобретение долговых обязательств США и стран ЕС, то есть на поддержку долларовой финансовой пирамиды. То же вынуждены делать арабские страны, экспортирующие нефть за доллары и накапливающие валютную выручку на счетах американских и европейских банков".
Известный российский аналитик С.Егишянц так иронично позиционирует "Вашингтонский консенсус": "Это комплекс джентльменских соглашений, выработанных... совместно мировыми финансовыми организациями и ФРС США с тем, чтобы постепенно отменить меры, принятые государствами по регулированию деятельности финансовых рынков, и со временем добиться полной либерализации действий для этих рынков. "Вашингтонским консенсусом" эти соглашения назвал один из авторов, американский экономист Джон Вильямсон - и хотя потом он многократно пытался объяснить, что его неправильно поняли, было уже поздно".
Егишянц выделяет следующее: "Суть "Вашингтонского консенсуса" состоит в шести принципах, которым должны следовать государства, желающие реформировать свои экономики. Принципы следующие:
· "конкурентоспособный" валютный курс
· либерализации коммерции
· либерализация иностранных инвестиций
· приватизация
· дерегламентирование
Егишянц подчеркивает взаимосвязанность ФРС, МВФ и Всемирного банка в аспекте практической реализации "Вашингтонского консенсуса": " Само по себе мнение группы экономистов мало кого волнует, но когда среди разработчиков оказывается ФРС США, тут уже не до шуток, ибо когда мы говорим "МВФ" или "ВБ", то подразумеваем именно "Фед". И действительно, эти идеи были тут же положены в основу условий предоставления кредитов международными финансовыми организациями, трансформировавшись в следующие положения, без выполнения которых МВФ отказывается давать кредит"
С.Егишянц отмечает: "Налицо кризис "Вашингтонского консенсуса", и он очевиден для всех". В чем конкретно проявился кризис "Вашингтонского консенсуса" в конце 2008 – начале 2009 года? Суммируя высказывания сотен аналитиков, выделим следующее:
· Антикризисные меры в корне противоречат либеральным идеям "Вашингтонского консенсуса". Лидеры ведущих государств мира провели ряд защитных мероприятий, де-факто, запустив процесс огосударствления важнейших финансовых институтов вопреки догмам "Вашингтонского консенсуса"
· Процесс помощи ряду государств мира осуществлен вне рамок действий МВФ
· Призывы широкого круга влиятельных либералов усилить МВФ не находят широкой поддержки у лидеров "ресурсоизбыточных" стран мира
· Процесс огосударствления во многих странах мира достиг критического уровня, и процесс повторной приватизации может быть отложен на годы
· ФРС, "модератор" "Вашингтонского консенсуса", остается единственным надгосударственным регулятором, способным оказать какое-либо влияние на процесс протекания мирового кризиса, и его ресурсы близки к исчерпанию. Вероятность того, что ФРС разделит судьбу ОПЕК, не способной оказать влияние на мировой рынок нефти, крайне высока. Это может стать очевидным в ходе текущего мирового кризиса или в ближайшей исторической перспективе
· Идеи либерализма перестали быть привлекательными для народов большинства стран мира
Таким образом, мировой кризис ослабил все системообразующие элементы "Вашингтонского консенсуса". Но этого нельзя сказать о "Пекинском консенсусе".
Л.Фридкин отметил следующее: "В мае 2004 года Лондонским центром международной политики был опубликован доклад под названием "Пекинский консенсус", в котором речь шла не только об эффективности китайского опыта. Если "Вашингтонский консенсус" по мнению авторов, "осчастливил одних банкиров", то "пекинский консенсус" работает в интересах простых людей. Его цель - рост при сохранении независимости; отличительные черты - "решительное стремление к инновациям и экспериментам" (специальные экономические зоны), "защита государственных границ и интересов", "накопление инструментов асимметричной силы" (в виде мощных валютных резервов). Китайская модель кажется лондонским исследователям универсальным ответом на вызовы современности". Фридкин констатирует: "Китай, которому удалось добиться фантастических темпов экономического роста, избежал политической нестабильности и сохранил контроль над своей финансовой системой. И все это - при участии и под контролем государства. В докладе UNCTAD также признается, что поддержка промышленности, инноваций и экспорта может и должна осуществляться государством". Необходимо отметить, что истоки Пекинского консенсуса необходимо искать в Конституции КНР.
В Конституции Китайской Народной Республики зафиксировано следующее: "Китай последовательно проводит независимую и самостоятельную внешнюю политику, твердо придерживается пяти принципов - взаимного уважения суверенитета и территориальной целостности, взаимного ненападения, невмешательства во внутренние дела друг друга, равенства и взаимной выгоды, мирного сосуществования - в развитии дипломатических отношений, экономического и культурного обмена с другими странами, решительно выступает против империализма, гегемонизма и колониализма, укрепляет сплоченность с народами различных стран мира, поддерживает справедливую борьбу угнетенных наций и развивающихся стран за завоевание и сохранение национальной независимости, за развитие национальной экономики, прилагает усилия в деле сохранения мира во всем мире и содействия прогрессу человечества". Пять внешнеполитических принципов, закрепленных в Конституции Китая, и являются основой "Пекинского консенсуса". Технология продвижения "Пекинского консенсуса" – долгосрочные двухсторонние договора Китая со всеми странами мира.
Отметим, что процесс заключения долгосрочных двухсторонних договоров, неустанно развивающих "Пекинский консенсус", опирается на национальные традиции. Ху Аньган выделил следующее: "Вслед за крылатыми словами Дэн Сяопина у нас говорят о "двух теориях" китайской реформы. Первая – "теория нащупывания". То есть переходить реку надо, осторожно нащупывая камни, а не преодолевая одним прыжком громадную пропасть. Исторический опыт приучил китайцев уменьшать риски и начинать реформы с самых слабых звеньев - то есть оттуда, где провести реформу легче всего. Вторая - это "теория кошки". Дэн Сяопин сказал: "Неважно, черная кошка или белая. Если она ловит мышей, это хорошая кошка". Потом он пояснил, что хорошо все, что полезно развитию экономики, повышению жизненного уровня народа и совокупной мощи государства. Главное - развитие, а социалистические методы или капиталистические - неважно, все подойдет". Ху Аньган подчеркивает, что "Китаю нужен новый взгляд на развитие, переход от "старой теории кошки" к "новой теории кошки". Ускорению этого перехода способствовала вспыхнувшая в 2003 году эпидемия атипичной пневмонии. Еще до эпидемии новый премьер Вэнь Цзябао выдвинул новый "курс 24 иероглифов" - это и был новый взгляд на развитие страны. Он включает координацию развития города и деревни, взаимное стимулирование развитых восточных и отсталых западных районов, обмены с внешним миром, единение центра и периферии, одновременный учет ближних и дальних перспектив. Потом премьер Вэнь четко заявил, что "человек - основа всего".
Основы внешней политики Китая, заложенные в Конституции КНР, и национальный менталитет позволяют лидерам Китая осторожно выстраивать долгосрочные двухсторонние отношения без агрессии и диктата, свойственных "Вашингтонскому консенсусу".
Ху Аньган сравнивает "Пекинский консенсус" и "Вашингтонский консенсус": "За рубежом уже говорят о "пекинском консенсусе". Нам лучше всего подходит свой китайский путь. Одно из базовых требований либерального "вашингтонского консенсуса" - приватизация. В Китае приватизация есть, но не всеобъемлющая. Малые предприятия и магазины продают с аукционов, сдают в аренду. Но большие предприятия контролируются государством, их реконструируют, вводят систему корпоративного управления. Например, Аньшаньский металлургический комбинат уже вполне конкурентоспособен. Он находится в собственности государства, но действует по законам рынка. В Китае речь идет не о всеобщей приватизации, а о действии всех субъектов рынка по его законам. Это не приватизация, а либерализация - вот в чем разница. Приватизировать можно за сутки, но действия людей от этого не изменятся, для этого нужно время. Нам нужен путь от получения выгоды для части населения к получению выгоды для всего населения. Успешность реформы определяется тем, сколько людей смогут пользоваться их выгодами, получая свою долю. Идеал китайской политики - это гармонизация многообразия, как в радуге. Мао Цзэдуну нужен был только красный цвет. Дэн Сяопина цвет не интересовал: черная кошка, белая кошка - все равно. Сейчас мы говорим о сосуществовании различных укладов в экономике, их конкуренции, взаимной выгоде. Сосуществование многообразного соответствует национальной специфике Китая".
Ху Аньган подчеркивает: "Это в теории ученый может порассуждать о преимуществах свободного оборота земли. На деле человек, продав землю, может не прижиться в городе и стать бездомным либо вернуться в деревню и стать безземельным. У нас сейчас, по словам премьера Вэнь Цзябао, 10--50 миллионов безземельных крестьян. Китай пошел по пути свободной аграрной экономики - есть земельный подряд на 30 лет, потом его можно продлять. Это и есть средний или третий путь, нигде такого не было. После успеха Китая по этому же пути пошел Вьетнам, там тоже не приватизировали землю.
В Китае уже сформировались два больших слоя населения - капиталистический и трудящийся. Новый взгляд на развитие склоняется к трудящимся, поддерживает их. Однако охрана прав частной собственности стимулирует капиталистический слой. Это парадокс развития - для движения вперед надо поощрять капиталистов, но для сохранения стабильности надо заботиться о трудящихся. Новатором тут выступил еще Мао Цзэдун - в 1949 году он призывал "сочетать государственные и личные интересы, приносить выгоду труду и капиталу". Это положение вписали в "Общую программу" - тогдашний основной закон страны, но потом Мао этого не придерживался. А ведь его формула отношений труда и капитала, государственного и негосударственного сектора соответствовала национальной специфике Китая".
Ху Аньган отмечает: "Сейчас мы не вышли за пределы "Общей программы" 1949 года. Новые идеи Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао - это возвращение к китайскому пути "золотой середины", единства природы и человека. Они больше опирались на эти принципы, чем на "вашингтонский консенсус", который страдает односторонностью, так же, как и "московский".
Александр Габуев отмечает особенности китайской внешней политики: "Организация "Форум сотрудничества Китай–арабские страны" возникла в январе 2004 года. Тогда новоизбранный председатель КНР Ху Цзиньтао впервые отправился с визитом в арабские страны в статусе китайского руководителя. Прибыв в Каир, председатель Ху предложил египетскому президенту Хосни Мубараку создать организацию, которая стала бы широкой площадкой для китайско-арабского диалога. Хосни Мубарак идею китайского лидера поддержал, и оба объявили о создании новой международной организации. Вскоре к ней начали присоединяться и другие арабские страны".
Габуев подчеркнул следующее: "Поразительно, но китайская идея "собирания" арабских земель была высказана примерно в то же время, когда Джордж Буш объявил о своем плане "Большой Ближний Восток". Американский президент объявил, что существующие арабские режимы ему не нравятся и их нужно демократизировать. А госсекретарь Кондолиза Райс даже пояснила, что США намерены изменить свою извечную политику в отношении арабского мира. Прежде, сказала она, Вашингтон поддерживал существующие, пусть даже авторитарные, режимы, надеясь, что они обеспечат стабильность, однако оказалось, что результатом этой поддержки является не стабильность, а рост экстремизма. Поэтому отныне, заявила Кондолиза Райс, США начнут бороться за демократию на Ближнем Востоке. Арабские лидеры были искренне возмущены. На саммит G8 2004 года в американском Си-Айленде, где Джордж Буш представил свой план "Большого Ближнего Востока", приехали лишь представители Иордании и Катара – остальные его бойкотировали. Именно тогда-то Китай и высказал свой альтернативный план. Форум сотрудничества Китай–арабские страны, предложенный Ху Цзиньтао, стал "Большим Ближним Востоком" по-китайски. Его отличие от американского было принципиальным: Пекин вовсе не собирался никого демократизировать, учить жить или заставлять меняться. Главной целью КНР стало подружиться с арабскими режимами, только что обиженными Вашингтоном. Для себя Пекин требовал только одно – нефть".
Для того, чтобы отметить последовательность продвижения "Пекинского консенсуса", выделим информацию агентства "Синьхуа" о том, что Китай ведет переговоры со странами Персидского залива о создании зоны свободной торговли. Об этом сообщил министр торговли КНР Бо Силай. По словам министра, Китай уже заключил соглашения о торгово-экономическом сотрудничестве с Макао и Гонконгом. Помимо стран Персидского залива, Пекин также ведет переговоры о создании зоны свободной торговли с Австралией и Новой Зеландией. По словам Бо Силая, соглашение о снижении налогообложения товаров двух стран было подписано между Китаем и Пакистаном, а с января 2006 года вступит в силу соглашение о снижении налогообложения и тарифов между КНР и странами АСЕАН (10.12.2005). В ходе текущего мирового кризиса информации о Китае в мировых СМИ стало значительно меньше. Но это не значит, что "Пекинский консенсус" демонстрирует признаки ослабления.
ШОС наиболее часто позиционируют в формате "анти-НАТО". Р.Романов отметил в августе 2005 года следующее: "За июль 2005 года в бывшей советской Средней Азии произошла подлинная антиамериканская революция. Среднеазиатские политические режимы стали заявлять о неприемлемости амбиций США на контроль над своей территорией и, что еще более отрадно, о своем сближении с Россией. Все началось с заседания Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) в Астане (заметим, что США претендовали на статус наблюдателя в этой организации, но, к своему удивлению, получили резкий отказ). Там представители России, Китая, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Узбекистана приняли заявление, которое шокировало США, привыкших к тому, что их воля является после краха второй сверхдержавы - СССР законом чуть ли не по всему миру. Страны ШОС потребовали (!) от Америки определиться со сроками пребывания своих военных баз на территории Центральной Азии" (27.08.2005). Через два года председатель научного совета Московского центра Карнеги Д.Тренин констатировал: "Когда шанхайская пятерка превращалась в Шанхайскую организацию сотрудничества, аббревиатура ШОС фактически означала "Китай в Центральной Азии". Сейчас ситуация значительно изменилась. ШОС все чаще стали назвать "анти-НАТО". Это сравнение справедливо лишь отчасти. ШОС – не военный альянс, а политико-экономическое объединение с только формирующейся военной компонентой. ШОС – редкий в международных отношениях случай мягкой бигегемонии двух лидеров, поддерживаемой рядовыми членами организации как гарантия от гегемонии односторонней или от превращения в объект соперничества между Китаем и Россией. В то же время ШОС стала барьером на пути дальнейшего распространения влияния западного альянса и США в Центральной Азии. Лозунг ШОС звучит: Азия – дело самих азиатов" (29.08.2007).
Представляется, что формат "анти-НАТО" не в полной мере отражает сущность данной международной организации. Что известно о ШОС?
Шанхайская организация сотрудничества - субрегиональная международная организация взаимозащиты, основанная лидерами Китая, России, Казахстана, Таджикистана, Киргизии и Узбекистана. За исключением Узбекистана, остальные страны являлись участницами Шанхайской пятёрки, основанной в результате подписания в 1996-1997 гг. между Казахстаном, Киргизией, Китаем, Россией и Таджикистаном соглашений об укреплении доверия в военной области и о взаимном сокращении вооружённых сил в районе границы. После включения Узбекистана в 2001 году участники переименовали организацию. Общая территория входящих в ШОС стран составляет 61 % территории Евразии. Её совокупный демографический потенциал - четвёртая часть населения планеты, а экономический потенциал включает самую мощную после США китайскую экономику. Декларация о создании ШОС была подписана на том же саммите 15 июня 2001 года. Первыми документами, принятыми ШОС, стали: "Декларация о создании Шанхайской организации сотрудничества", "Шанхайская конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом" и "Совместное заявление о подключении Узбекистана к механизму "Шанхайской пятёрки". Обращает на себя внимание тот факт, что ШОС была создана незадолго до трагических событий 11 сентября 2001 года.
ШОС – это один из форматов "Пекинского консенсуса". Этому есть масса подтверждений. CA-NEWS сообщила, со ссылкой на интернет-сайт газеты "Жэньминь Жибао", о том, что 20 ноября 2008 года ученые и специалисты из стран Центральной Азии, а также Индии, Пакистана и Ирана собрались в Синьцзян-Уйгурском автономном районе для обсуждения новой геополитической обстановки в Центральной Азии и перспектив развития Шанхайской организации сотрудничества. В работе симпозиума также принимают участие несколько десятков специалистов китайских вузов и научно-исследовательских институтов. Участники симпозиума обсудили вопросы, находящиеся в фокусе внимания в центрально-азиатском регионе, а также эффективность каналов сотрудничества Китая со странами региона на мировом и региональном уровнях, перспективы экономического сотрудничества в рамках ШОС (20.11.2008) Данное, казалось бы, второстепенное событие демонстрирует глубину "Пекинского консенсуса".
Ху Аньган, директор Центра исследования национальной специфики Китая при АН Китая и Университете Цинхуа, отметил следующее: "В 1980-х годах во всем мире наметился переход от "московского консенсуса" к "вашингтонскому консенсусу". Пришла эра тэтчеризма и рейганизма, когда сфера государственного вмешательства в экономику стала сокращаться, началась приватизация". Политкорректное выражение "Московский консенсус" призван лишь обозначить факт вытеснения нашей страны на периферию динамично изменяющегося мира. Известный интеллектуал С.Кургинян отметил существенное: "Россия никогда в жизни не жила без проекта, более того, без проекта глобального. У нее нет опыта такой жизни. У мира нет опыта восприятия России вне этого проектного модуса. Мир не понимает, как с этим себя вести, он не понимает, что это такое". И с ним необходимо согласиться.
Экономист С.Глазьев фиксирует историческую исчерпанность "Вашингтонского консенсуса" в формате "резервной валюты": " Удерживая контроль за валютно-денежной политикой России, арабских стран-экспортеров нефти, навязывая использование доллара в качестве резервной валюты своим союзникам по НАТО, а также Китаю и другим государствам Юго-Восточной Азии, США имеют возможность наращивания долларовой эмиссии. Но эта возможность не безгранична. Если бы не распад СССР и обусловленная "шоковой терапией" долларизация постсоветского пространства с вывозом более триллиона долларов нашего национального дохода за рубеж, то долларовая финансовая пирамида едва ли просуществовала бы до конца прошлого столетия".
В начале 2009 года мировая валютно-финансовая система и мир в целом находятся в своеобразной глобальной "точке бифуркации". Данную "точку" характеризуют слабеющий "Вашингтонский консенсус" и набирающий силу "Пекинский консенсус". Глобальный Проект под названием "Московский консенсус" пока находится в стадии вызревания. А залогом его рождения являются презираемые многими 74 года советской власти и уже прорывающаяся сквозь "информационные завесы" неуемная тяга большинства граждан России к Справедливости.
ТЕМА ДНЯ ПРОМПОЛИТИКА
Смену интеллектуальной моды в глобальной экономической мысли можно считать свершившимся фактом. "Рыночные реформы, проводившиеся в большинстве развивающихся стран начиная с 1980-х годов, не оправдали ожидания",— говорится в ежегодном докладе Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД). Идеология этих реформ ограничивала "спектр инструментов стимулирования роста, доступных правительствам развивающихся стран"; последним предлагают брать пример с Китая и Вьетнама. Под эпохой "вашингтонского консенсуса" подводится черта.
Принципы "вашингтонского консенсуса" были сформулированы в 1990 году: это приватизация, жесткая монетарная политика, отказ от бюджетного дефицита, либерализация торговли, открытость для иностранных инвестиций. Подход этот стал стандартным "правильным" рецептом для решения проблем развивающихся стран и лег в основу реформ в Латинской Америке и Восточной Европе. Но рыночные преобразования не решили социальных проблем Латинской Америки; итоги реформ в России все чаще объявляются провальными; бывший главный экономист ВБ Джозеф Стиглиц объявил, что именно политикой "вашингтонского консенсуса" был порожден и азиатский финансовый кризис.
В последние годы в качестве альтернативы "вашингтонскому консенсусу" все чаще называют Китай, которому удалось добиться фантастических темпов экономического роста, избежать политической нестабильности и сохранить свою финансовую систему под суверенным контролем. Именно на Китай все чаще указывают те, кого ход реформ в России и Латинской Америке убедил, что рост экономики возможен только при участии и под контролем государства. Сегодня на их сторону встала и ЮНКТАД: правительствам нужно поддерживать инновации, усиливать промышленную политику, поддерживать выход национального бизнеса на международную арену. Весной в том же ключе высказалась и ООН.
Неверно было бы думать, что с таких позиций выступают лишь те, кому усиление роли государства в экономике несет личные материальные и политические выгоды. Увлечение "курсом на Азию" и "китайской моделью" стало международной интеллектуальной модой. В мае 2004 года Лондонским центром международной политики был опубликован доклад под названием "Пекинский консенсус", где речь идет уже не только об эффективности "китайской модели". По мнению авторов, "вашингтонский консенсус" "исходит из желания сделать счастливыми банкиров", а "пекинский консенсус" — добиться справедливого роста в интересах простых людей. Его цель — рост при сохранении независимости; отличительные черты — "решительное стремление к инновациям и экспериментам" (специальные экономические зоны), "защита государственных границ и интересов", "накопление инструментов асимметричной силы" (в виде сотен миллиардов долларов валютных резервов). Прогнозы тех, кто предрекал Китаю социальный взрыв или экологическую катастрофу, позабыты; китайская модель кажется универсальным ответом на вызовы современности.
Мода на определенную теорию развития — явление не новое. В 1950-1960-х годах популярна была концепция импортозамещения, напоминает ректор РЭШ Сергей Гуриев. Считалось, что государство должно поддержать национальную промышленность, пока она не окрепнет. Инструменты поддержки — высокие тарифы, манипулирование обменным курсом, лицензирование импорта оборудования, субсидирование кредитов и госинвестиции. В результате в 1965-1973 годах в Латинской Америке среднегодовой темп роста экономики достигал 7,4% — почти как в Юго-Восточной Азии и намного больше, чем в США. Концепция импортозамещения стала крайне популярной не только в развивающихся странах, но и на Западе, ее автор аргентинец Рауль Пребиш возглавил ЮНКТАД.
Но к началу 1980-х очевидными стали и другие последствия этой политики. Экономика латиноамериканских стран оказалась разбалансированной и неэффективной. Попытки удержать на плаву флагманов национальной промышленности и раздутые социальные программы обернулись огромными бюджетными дефицитами и гиперинфляцией (в середине 1980-х в Аргентине, Боливии Бразилии и других странах она превышала 1000% в год), съевшей весь тот скромный рост благосостояния, который поначалу принесла политика импортозамещения. Неизбежным следствием была политическая и социальная нестабильность. Между прочим, именно для борьбы с этим наследством политики импортозамещения и были разработаны принципы "вашингтонского консенсуса". Издержки "вашингтонского консенсуса" сегодня уже понятны; издержки "пекинского консенсуса" нам еще только предстоит узнать.
