Стремясь преодолеть кризис 2008 года, российский ЦБ запустил весьма сомнительную систему санации рухнувших банков, что во многом предопределило дальнейшее развитие банковской системы
События последних месяцев, когда в России регулярно рушатся крупные банки, породили много разговоров и прогнозов относительно случившегося или наступающего банковского кризиса. При всей важности событий в банковском секторе, на мой взгляд, ко всему происходящему нужно относиться сдержанно, применяя хорошо известный принцип: мухи отдельно, котлеты отдельно.
От ошибок к обвалу
Начнем с определений. Единого определения банковского кризиса в мире нет, однако МВФ, например, традиционно понимает под этим ситуацию, когда банки в массовом порядке оказываются неспособными исполнять свои обязательства перед клиентами, когда клиенты не могут получить наличные деньги или осуществить платежи, а для выхода из сложившейся ситуации государство должно затратить значительные суммы бюджетных средств или средств центрального банка. Обычно про банковский кризис начинают говорить, когда со сложностями сталкиваются несколько достаточно крупных банков, составляющих значительную часть банковской системы (или какую-то ее часть, например, в конце 1980-х годов в Америке был кризис ссудо-сберегательных ассоциаций, но кризисные явления не вышли за пределы этого сектора), которые зачастую попадают в кризисную ситуацию по принципу домино — увидев очереди у отделений одного банка, вкладчики других бегут к своему.
Чтобы говорить о наличии банковского кризиса, необходимо и наличие внешней «системной» причины, из-за которой банки столкнулись со сложностями. Это может быть девальвация национальной валюты, или резкий экономический спад и нарастание объема плохих кредитов на балансах банков, или резкое падение стоимости какого-то класса активов (ценные бумаги или земля), которые принимались банками в качестве залогов при выдаче кредитов. Ошибки в управлении одним конкретным, пусть и крупным, банком практически никогда не становятся причиной системного кризиса, достаточно вспомнить крах банка Barings, обанкротившегося в 1995 году из-за слабостей внутреннего контроля и системы управления рисками.
Очевидным примером банковского кризиса в России стали события 1998 года, когда многие крупные частные банки оказались неспособными исполнять свои обязательства перед клиентами. В июне—июле возникли проблемы у двух крупных банков — «СБС-Агро» и Инкомбанка, что поставило их на грань неплатежеспособности, однако никак не повлияло на работоспособность остальных банков. И только после 17 августа, когда правительство заявило о неспособности платить по своим долгам, а ЦБ перешел к плавающему курсу рубля, начались проблемы у остальных банков, а их вкладчики, хранившие свои сбережения в иностранной валюте, потеряли существенную часть накоплений, даже если соглашались воспользоваться системой квазигарантирования депозитов, придуманной в Банке России прямо на ходу. Для выхода из кризиса ЦБ тогда использовал и традиционные схемы поддержки банков (кредиты), и нетрадиционные — централизованный многосторонний клиринг; в результате к концу 1998-го российская банковская система восстановила свою работоспособность, а те банки, которые смогли удержаться в кризисные времена, продолжали свою деятельность.
Щедрость ЦБ
События 2008 года уже гораздо сложнее описывать, используя кризисную терминологию. С одной стороны, были очевидные внешние шоки (падение цен на нефть и фондового рынка, девальвация рубля, экономический спад); с другой — хотя отток вкладов населения из банков по своей интенсивности и масштабам был сопоставим с уровнем 1998 года (около 20% вкладов), активное кредитование банков со стороны ЦБ привело к тому, что большинство из них смогло не только нормально проводить платежи и выдавать деньги клиентам, но и быстро нарастить валютные активы в тот момент, когда Центробанк удерживал курс рубля, пытаясь создавать иллюзию стабильности, что за счет последующей девальвации позволило банкам хорошо заработать и компенсировать потери, понесенные на первой стадии кризиса.
Хотя кризисной волной с головой накрыло несколько банков — «Глобэкс», «КИТ-Финанс», Связьбанк, — ни один из них не являлся по-настоящему крупным и системным, способным вызвать «эффект домино». Стоит вспомнить, что уже в самых первых антикризисных мерах правительства присутствовала мощная поддержка двух крупнейших банков (Сбербанка и ВТБ), которые мгновенно получили сотни миллиардов рублей. Похоже, что в устойчивости этих двух банков существовали сомнения, которые материализовались — Сбербанк, достаточно быстро вернувший Банку России часть полученного кредита, весной 2015-го восстановил свой заем в полном объеме (500 млрд руб.), а ВТБ даже и не делал попытки погасить полученный заем. Очевидно, что действия государства в тот момент сыграли огромную стабилизирующую роль.
Проблема госконтроля
И здесь мы подходим к очень важному наблюдению: уже к 2008 году доля государства в банковской системе превышала 50% и по сумме активов, и по сумме вкладов населения. И решительная поддержка госбанков во время кризиса (бюджетные деньги получили еще и государственные ВЭБ и Россельхозбанк) показала, что государство намерено любой ценой удерживать их на плаву. Если вспомнить, что еще примерно 20% российской банковской системы в то время контролировалось банками с иностранным капиталом, которые, проводя сверхсдержанную политику, оказались крайне далеко от кризисной черты, то становится понятно, что в потенциальную зону риска попадало максимум 30% системы, принадлежавшие российскому частному бизнесу. Однако крайне тяжело представить себе, что все частные банки рухнут одновременно, и это сужает пространство потенциального кризиса еще больше.
Таким образом, нужно зафиксировать, что высокая доля государства в банковском капитале является в России своеобразным противовесом любым кризисным процессам. В какой-то мере такая картина напоминает китайский банковский сектор — о наличии огромного количества плохих активов на его балансах не знает только ленивый, эксперты уже несколько лет предсказывают масштабный кризис, но акционерный контроль государства за банками позволяет удерживать ситуацию с помощью то реальных денежных вливаний, то простых бухгалтерских проводок. К настоящему времени доля государства в российской банковской системе превысила 70% (доля банков с иностранным капиталом снизилась примерно вдвое), поэтому сила этого «противовеса», несомненно, возросла, однако и негативные последствия дали о себе знать.
Стоимость преодоления банковского кризиса 2008-го оказалась в России весьма значительной — по оценкам Центра развития, это примерно 7,6% ВВП, — но эффективность использования этих средств была крайне низка. С одной стороны, большая часть помощи сконцентрировалась у госбанков, система управления которыми после кризиса не стала лучше. С тех пор практически каждый год федеральный бюджет выделяет в той или иной форме деньги на поддержку госбанков.
С другой стороны, в кризис 2008 года Центральный банк запустил весьма сомнительную по своей сути систему санации рухнувших банков. Мировая практика показывает, что поддержку банку имеет смысл оказывать до момента его фактического банкротства — если оно случилось, то потеря банком репутации на рынке не подлежит восстановлению. Однако, как это часто бывает, мировой опыт России не указ, к тому же каждый раз при принятии решения о санации банка имелись веские причины: у одного банка был привлекательный портфель недвижимости, у другого — крупные пакеты акций телекоммуникационных компаний, у третьего банка нужно было спасать крупный депозит очень-очень важного клиента. Так что не надо удивляться, что ни один банк, попавший в руки санаторов (кто бы этим санатором ни был), не смог вновь стать нормально работающим, что, впрочем, не останавливало руководство Банка России от принятия все новых решений о начале санации. О том, к чему это привело, мы расскажем в следующей колонке.
Сергей Алексашенко, старший научный сотрудник Института Брукингса, первый зампред ЦБ в 1995–1998 годахФормы проявления системного банковского кризиса в соответствии с их особенностями можно рассматривать на двух уровнях – более глубоком и поверхностном.
В первом случае указанные формы не всегда очевидны (не видны "невооруженным взглядом") и для их идентификации необходимо в определенной мере уметь анализировать ситуацию в банковской сфере. Такими формами проявления кризисной ситуации в данной сфере можно считать вышеперечисленные пункты, которые принято называть обстоятельствами, или факторами, делающими кризис реальностью (было выделено девять таких пунктов, но, видимо, их может быть названо и больше). Как правило, они относятся к начальной фазе кризиса, когда он только разворачивается, почти незаметно, скрытно набирает силу.
Поверхностные же формы проявления системного кризиса обычно очевидны для всех, кто интересуется данной проблематикой. К их числу можно отнести, например, следующие:
Поверхностные формы проявления системного шока характерны для "вершинной" фазы кризиса и в меньшей мере – для фазы завершающей.
Последствия системного банковского кризиса достаточно многообразны, однако они разные для тех или иных сторон, имеющих отношение к банковскому делу.
Для общества в целом наступление системного банковского кризиса и его преодоление означают:
Для клиентов банков тот же самый процесс будет означать:
Для банковского сообщества в целом последствия могут быть следующими:
При этом каждый из перечисленных пунктов допускает и даже предполагает более детальную расшифровку.
Таким образом, банковские кризисы – явления более чем нежелательные, приводящие к тяжелым общеэкономическим и социальным последствиям. Среди всех возможных непосредственных последствий системного банковского кризиса невозможно найти ни одного, которое можно было бы истолковать как позитивное или благотворное. Позитивными могут оказаться только более отдаленные последствия кризиса, точнее, не самого кризиса, а тех уроков, которые общество вынесет из него, реализации тех адекватных, правильных решений, которые будут приняты на основе трезвого анализа причин возникновения и картин протекания кризиса.
Вопросы практики
За 2011 г. отношение активов банковского сектора к ВВП возросло с 74,8 до 76,3%. На рис. 1.1 в виде диаграммы представлены сравнительные данные указанного показателя в России со странами BRICS и Европейского союза .
Рис. 1.1.
В 2011 г. отношение капитала банковского сектора к ВВП составило 9,6%, сократившись за год на 0,9 процентного пункта. Основным источником формирования ресурсной базы КО по итогам 2011 г. (как и в последние предыдущие годы) были вклады физических лиц: отношение их объема к ВВП не изменилось и составило 21,7%. Отношение депозитов нефинансовых организаций к ВВП повысилось на 2% и составило 15,3%. Отношение совокупного объема выданных кредитов к ВВП возросло на 3,6% и составило 52,6%, при этом их доля в совокупных активах банковского сектора увеличилась на 3,4% и составила 68,9%. Отношение кредитов нефинансовым организациям и физическим лицам к ВВП возросло на 2,4% и составило 42,6%.
В 2011 г. количество действующих КО сократилось на 34 единицы – до 978 организаций. В течение 2011 г. были отозваны лицензии у 22 КО; в связи с реорганизацией в форме присоединения исключены из Книги государственной регистрации 18 КО; получили лицензию на осуществление банковских операций пять новых КО. Таким образом, в 2011 г. сохранилась тенденция последних лет уменьшения числа действующих КО (рис. 1.2).
Рис. 1.2.
В табл. 1.1 представлены данные о количестве ликвидированных КО за 2007–2011 гг. (для сравнения указаны данные о количестве ликвидированных за эти годы банков в США).
Таблица 1.1. Количество ликвидированных КО
|
Ликвидированные КО в РФ |
|||||
|
Ликвидированные банки в США |
В 2011 г. сокращение числа действующих КО было характерно для большинства российских регионов: число региональных банков уменьшилось с 487 до 466. Темпы роста активов региональных банков (7,8%) в 2011 г. были ниже темпов роста активов банковского сектора в целом (23,1%). В результате доля активов региональных банков в совокупных активах по итогам года снизилась с 13,7 до 12%. Капитал региональных банков за год увеличился на 5,5%, или на 33,4 млрд руб. (капитал банковского сектора – на 10,8%, или на 509,8 млрд руб.).
Киевский национальный экономический университет им. Вадима Гетьмана
токсичные банковские активы, модель управления, стратегические направления, нежизнеспособные банки, оптимизация, «toxic» bank assets, the model of management, strategical approaches, non-viable banks, optimization
В статье рассмотрена сущность токсичных активов банка, предложены модели управления токсичными активами. Исследована проблема эффективности методов управления токсичными активами банков и международный опыт этого процесса. Показано, что решение проблемы токсичных активов является одним из средств разрешения многих социально-экономических проблем.
Преодоление негативных последствий финансового кризиса, обеспечение стабильного развития страны и ее продвижение на пути международной интеграції напрямую связано с решением проблемы «токсичных» активов банков и возможностями очистки банковских балансов от них. Значительный вклад в исследование вопросов управления и реструктуризации проблемных активов банков внесли Д. Элиот , Г.Карчева, В.Геец, Т.Гирченко, А.Дзюблюк, Л. Примостка. Отдельно отметим работы И.Осадчего, В.Мищенко, А.Тушницкого. В официальных выступлениях Э.Розенгрена, президента Федерального резервного банка Бостона (ФРС-Бостон) на экономических форумах по вопросам выхода США из рецессии после финансового кризиса также акцентировано внимание на важности решения проблемы «токсичных» активов: «Было бы желательно действовать быстро, чтобы вывести проблемные активы с банковских балансов, чтобы банки смогли вновь сосредоточиться на будущих перспективах, а не на прошлых ошибках». Джордж Сорос также считает, что необходимо активное участие всех заинтересованных стран в выработке антикризисных мер, направленных на решение проблемы «токсичных» активов: «Необходимо международное соглашение о плохих активах, что позволит разделить нагрузку между всеми государствами, иначе еще больше из них пострадает» . Целью статьи является исследование зарубежного опыта участия государства в решении проблемы «токсичных» активов, а также поиск оптимальных методов управления «токсичными» активами в банковском секторе Украине, включая варианты очистки балансов банков от них с наименьшими потерями. Методы исследования включают диалектический, абстрактно-логический, экономического анализа. Под «токсичными активами» в зарубежной практике принято подразумевать не просто активы, которые существенно обесценились, а те, которые сложно продать (то есть обесценившиеся и безнадежные). Есть несколько подходов к вопросу, как очищать банки от «токсичных» активов. Практика выкупа «токсичных» активов может рассматриваться с позиции стратегии, лежащей в ее основе - европейской или американской. Считается, что американская стратегия выкупа «токсичных» активов заключается в полном их выкупе, тогда как европейская - преимущественно в работе с банками в целом и проблемными активами частности. В данной статье будут рассмотрены примеры решения проблемы «токсичных» активов банков в условиях выхода из кризиса разных стран. Достаточно известный в мире рецепт - создание специализированного учреждения для работы с токсичными активами (а иногда - и пассивами) проблемных банков. Проблемные активы нескольких банков отдельно или вместе с адекватными обязательствами могут быть переведены в одну банковскую структуру, которая в зависимости от выполняемых функций и структуры может называться по-разному: bad bank («плохой», или госпитальный, банк), bridge-банк («банк-мостик», или переходный банк), специально созданное агентство (финансовая компания) по управлению проблемными активами. Начиная с 70-хх годов 20 ст. механизм приобретения правительством проблемных кредитов использовался для поддержки частного сектора в Южной Корее, Ямайке, Индонезии, Чили и других странах, где возникали проблемы в банковском секторе. Достаточно показательным в этом плане является пример финансового кризиса в Юго-Восточной Азии, которая привела к значительным кризисных явлений в Таиланде, Южной Корее, Индонезии и Малайзии. Общими чертами практически всех стран были низкий уровень стандартов банковского надзора, высокая концентрация кредитов, значительная степень вмешательства в управление банковской системой со стороны правительства и другие. Сценарий банковских кризисов в Мексике и Чили произошел подобно азиатскому кризису: слабый банковский надзор, коррупция и инфляция, обесценивание валюты. Так, в конце 1970-х годов в Чили произошла либерализация банковской деятельности и ослаблены ограничения по ценообразованию кредитов без адекватных изменений в банковском надзоре. Увеличение объемов банковского кредитования способствовало экономическому подъему, впоследствии выросла инфляция и процентные ставки, что, в свою очередь, привело к переоценке активов во многих секторах экономики. Следующий спад экономики привел к банкротству предприятий и паническому изъятию вкладов населением. Центральный банк был вынужден выкупить у банков проблемные иностранные валютные кредиты, а впоследствии и другие проблемные кредиты по первоначальной стоимости при условии их обратного выкупа банками за счет своих будущих доходов. В Мексике в 1980-х годах власти прибегли к аналогичным мерам. В обмен на «токсичные» активы банки получили государственные ценные бумаги. Если эти обязательства не погашались в срок, они конвертировались в собственный капитал банка, а страхователь вкладов получал право собственности на банк. Впоследствии для работы с «токсичными» кредитами была создана компания по управлению активами. Мероприятия по возврату проблемных кредитов предусматривали государственную помощь отдельным группам заемщиков. На первом этапе иностранным банкам было запрещено приобретать мексиканские банки, но впоследствии ограничения ослабили, и в результате канадский, испанский, британский и американский капитал вошел в банковский сектор Мексики. Банковская система Южной Кореи в 1980-х гг. 20 ст. контролировалась правительством, была неприбыльной, а ее управление и банковский надзор осуществлялись неэффективно. Обесценивание корейской воны и отток краткосрочных средств в иностранной валюте спровоцировали банковский кризис, что незамедлительно повлияло на платежеспособность банков. Многие из них обанкротились, произошли слияния небольших банков, а впоследствии и больших проблемных банков, некоторым проблемным банкам была предоставлена прямая государственная помощь. В докризисный период в Южной Корее работала специальная государственная организация (хамса), которая занималась приобретением «токсичных» кредитов у «здоровых» банков. Помощь банкам в посткризисный период оказывала, главным образом, корпорация страхования депозитов (KDIC), путем вливания собственного капитала в капитал банков с «токсичными» активами. Покупку активов финансировала KDIC, а обязательства по взысканию долгов было передано хамса. Большинство банков, получивших помощь, стабилизировали свою работу, a KDIC продала свои доли в их капитале. Впрочем, взыскание долгов хамса происходило достаточно медленно, было связано с определенными бюрократическими процедурами. Но в целом, созданная для скорейшего преодоления последствий мирового финансового кризиса 1997-1998 гг. государственная компания по управлению проблемными активами показала свою высокую эффективность в Корее. В начале азиатского кризиса в начале 90-хх гг. 20 ст. банковская система Индонезии была особенно уязвимой. Слабые государственные банки с неэффективным управлением составляли около 40% от их общего количества. Уровень концентрации ресурсов и долларовых кредитов был очень высоким, национальная валюта - рупия - переоценена, а правовая система коррумпирована. Девальвация валюты была значительной, что создавало серьезные проблемы для заемщиков и банковского сектора страны. Индонезийское правительство и Всемирный банк создали Агентство по реструктуризации банков Индонезии (Арби), призванное, с одной стороны, обеспечивать полную защиту вкладчиков и большинства кредиторов банков, а с другой стороны, отвечающее за реструктуризацию проблемных банков и взыскание проблемных кредитов. Агентство полностью выкупило несколько слабых частных банков (некоторые позже объединились) и оказало частичную помощь проблемным частным банкам, которые считались потенциально жизнеспособными. Так, Арби приобрело «токсичные» кредиты нескольких достаточно эффективных банков, с выдачей им разрешения выкупить у Агентства долю в акционерном капитале. Однако цены такого выкупа значительно превышали средства, вложенные в «токсичные» кредиты Агенством. При этом Агентство действовало очень медленно, чтобы избавиться от проблемных банков и «токсичных» банковских активов с наименьшими разрушительными последствиями для экономики, а результаты этих действий следует оценить как высокоэффективные. Весьма распространена практика выкупа «токсичных» активов банков-неудачников государственными компаниями управлению активами также и в Китае. Для стабилизации ведущих банков правительство КНР через государственные компании по управлению активами инвестирует в них солидные суммы, пока банки не станут привлекательными для частных инвесторов. В то же время при такой схеме проблемные банки не приобретают навыки управления «плохими» кредитами, а передают их в компании по управлению активами. Если привести пример России, то там после финансового кризиса 2008 года были образованы закрытые паевые инвестиционные фонды. Фонды обменивали безнадежные кредиты на свои ценные бумаги, то есть фактически осуществляли коллекторскую деятельность. Государство их не финансировало. Также создан Специализированный фонд аккумулирования и выкупа проблемных активов - со смешанным финансированием (государственные средства плюс международные гранты). Фонд менял проблемные кредиты на облигации внутреннего государственного займа российского правительства, принимая на себя обязательства взыскать долги с заемщика в дальнейшем. Итак, для избавления банков России от «токсичных» активов эксперты определили два пути: субординированное кредитование банков или процедура вхождения в капитал. Показательным в контексте исследуемых вопросов есть и опыт Республики Казахстан. По инициативе Министерства финансов Казахстана в 2008 году основан Фонд стрессовых активов, целью которого является улучшение качества кредитного портфеля казахских банков. Фонд функционирует путем выкупа сомнительных активов банков и в дальнейшем управляет ими. Приобретение активов осуществляется по балансовой стоимости, с учетом объема созданных резервов, с учетом дисконта. Выкуп сомнительных активов дает возможность высвободить активы банков от токсичных активов и заставляет банки признавать свои убытки. Очередной хрестоматийный пример в работе с «токсичными активами» - проблемой многих банков в мире - банки Ирландии. Щедрая, но не бескорыстная раздача кредитов под покупку жилья десятью ведущими девелоперскими фирмами обернулась в период мирового финансового кризиса невозвратом долгов и реальной угрозой банкротства. На помощь пришло государство. С 1 апреля 2010г. Национальное агентство по управлению активами приступило к выполнению обязанностей хранилища-чистилища «плохих» активов. Правительство Ирландской республики поручило агентству откачать из шести проблемных банков не менее 20% кредитного портфеля, что составило более 80 миллиардов евро. Государство выкупало плохие долги с дисконтом (47%) - эту меру банки окрестили «подстрижка» (hair cut), но всё равно из бюджета Ирландии пришлось направить на эту цель около 17 миллиардов евро. Центральный банк Ирландии установил жесткие требования по капиталу: Allied Irish Banks вынужден был срочно докапиталитзироваться на 7,4 миллиарда евро, а Bank of Ireland - на 2,7 миллиарда. Государство действовало на опережение, чтобы избежать худшего варианта развития событий - эпидемии банкротств банков. Однако, спасая банковскую систему, правительство Ирландии не замалчивало истины, что главный виновник кризиса неплатежей - сами банки, проводившие неоправданно рисковую кредитную политику. В Испании, также переживающей последствия финансового кризиса, с 1 декабря 2012 был организован специальный банк, которому другие банки страны могут продать (с дисконтом в 20-70%) часть собственных токсичных активов, связанных с рынком недвижимости и ставших «проблемными» после краха ипотечного рынка в 2008 году. Из-за накопленной массы таких активов страны еврозоны в июне 2012 года согласились предоставить Испании 100 млрд евро для рекапитализации пострадавших банков, некоторые правительству пришлось срочно национализировать. Государственная компания под названием «Общество управления активами, появившимися в результате банковской реорганизации» или «Плохой банк» сначала скупал активы у наиболее «проблемных» банков Испании - Bankia, Catalunya Banc, Nova Galicia и Banco de Valencia. Речь шла, в первую очередь, о недвижимости, которая отошла этим банкам от разорившихся строительных компаний или частных лиц, оказавшихся не в состоянии возвращать ранее выданные им кредиты. Продать эту недвижимость самостоятельно, и таким образом расчистить и пополнить свои балансы, банки не смогли: кризис, спроса на недвижимость нет. По сути, созданное «Общество» было, скорее, не банком, а компанией по продаже недвижимости. Ее общий фонд был определен правительством в 90 млрд. евро, что составило приблизительно половину суммы, которой Центральный банк Испании оценил токсичные ипотечные кредиты в стране - 182 млрд евро. А общий объем потенциально проблемных активов испанских банков, был оценен независимыми аудиторами в 1,5 трлн евро. Для аккумулирования средств ставка была сделана не только на государственные фонды, но и на средства частных инвесторов, готовых стать акционерами «плохого банка». Для них, например, был установлен минимальный налог на прибыль - всего 1%. Кроме того, частным инвесторам обещали дивиденды в среднем по 15% годовых в течение 15 лет. Стремление правительства Испании привлечь частных инвесторов и ограничить участие государства в «плохом банке» объясняется тем, что спасение банков за счет средств госбюджета непопулярно среди населения, протестующего против значительной опеки банков правительством. В результате проведенной на предварительном этапе работы, акционерами «плохого банка», помимо государства, стали относительно благополучные испанские банки (Santander и BBVA), страховые компании и пенсионные фонды, а также частные инвесторы. Важно отметить, что создание «плохого банка» было одним из условий стран еврозоны для предоставления Испании 100 млрд евро на рекапитализацию «проблемных» банков. Вторым условием была реорганизация и сокращение персонала проблемных банков. Например, Bankia в течение года сократил свой персонал на 25%, закрыл примерно 1/3 всех своих отделений и минимизировал вознаграждения топ-менеджерам. Эксперты не исключили в перспективе возможности слияния банков, а также модификации бизнес-модели и организационной структуры. Федеральное правительство Германии в 2009г. также оказалось перед необходимостью разработки плана по спасению банков. Предложенная программа поддержки финансового сектора должна была помочь банкам справиться с последствиями кризиса таким образом, чтобы государство при этом не скупало сразу все высокорисковые активы и не национализировало банки. В рамках указанной программы предполагалось создание модели Bad Bank Light, когда государство скупало высокорисковые активы, а банки возмещали возможные убытки в долгосрочной перспективе. В случае запуска классической программы «плохого банка» (Bad Bank), как было отмечено ранее, государство фактически скупает у банков, попавших в затруднительное финансовое положение, так называемые «токсичные» активы и берет на себя все убытки банка. В противовес такому сценарию, программа Bad Bank Light предполагает модель так называемого «облегченного варианта плохого банка». Ее суть заключается в том, что государство скупает высокорисковые активы в обмен на гарантию банка вернуть убытки в долгосрочной перспективе. Кроме того, в течение в течение 40-50 лет часть прибыли банков в качестве компенсации будет получать именно государство. Таким образом, не нужно делать срочных вливаний за счет государственных средств для обеспечения ликвидности банка. «Облегченный вариант плохого банка» способен быстро снять часть нагрузки с банков. Тем не менее, на протяжении многих лет банки будут участвовать в финансировании своих ненадежных активов. Заметим, что подобная программа по поддержанию финансового сектора уже использовалась в Германии: после воссоединения в 1990 году государство при таких же условиях скупало рисковые активы банков бывшей ГДР. Наиболее успешный, стабильный и многолетний опыт решения проблемы «токсичных» активов - у Швеции. Она первой из западных стран начала выкуп плохих активов. Причем, еще задолго до последнего финансового кризиса - в середине 90-х годов. Исследование исторических подробностей опыта Швеции позволило выявить ряд важных обстоятельств. Так, комплекс мер по разрешению тройного кризиса - производственного, банковского и валютного, задействованный в 1991 - 1994 гг. правительством Швеции, заимствован из американского опыта. Эти меры не только вытекали из теоретических разработок американских экономистов, но и координировались ними. В начале 80-х годов Швеция адаптировала неолиберальную модель монетаризма, основанную на доминировании в экономике банковского капитала, поэтому американские экономисты были прямо заинтересованы в успешном разрешении проблем токсичных активов. Национализация, лежавшая в основе «шведского опыта», по сути ознаменовала собой полное и окончательное уничтожение модели «шведского социализма», служившего долгие годы идеалом экономистов и политиков посткоммунистической эпохи. В результате, Швеция полностью адаптировала неолиберальную модель финансового капитализма. В 1992 г. правительство предприняло ряд мер, которые вошли в историю под названием «шведского опыта по работе с токсичными активами», а именно: 1. Решение о полной гарантии всей банковской системы (114 банков). Это решение, формально одобренное Парламентом в декабре 1992 года, предоставляло защиту государства от убытков всем кредиторам, кроме акционеров. Гарантия предоставлялась без всяких ограничений по объему, то есть на всю сумму возможных невозвратов по платежам. В современной экономической истории это беспрецедентный пример. 2. Для санации банковской системы было создано специальное ведомство - Агентство по поддержанию банков (Bank Support Authority), которое занялось сегрегацией банковских активов: «хорошие» сохранялись на балансе, а «плохие» перемещались в единый «плохой банк» (bad bank). Роль «плохого банка» исполняли две учрежденных Bank Support Authority специализированных структуры - «Securum» и «Retriva». Идея заключалась в том, что безнадежные кредиты вместо того, чтобы быть срочно ликвидированными по минимальным ценам, реструктуризовались в «плохом банке», который мог переждать кризис и после восстановления платежеспособности должников, вернуть кредиты на рынок по достойной цене. Причем «Securum» и «Retriva» выкупали у банков проблемные, но не безнадежные активы, пытаясь их реанимировать. Важно отметить, что «неизлечимо больные» кредиты банально списывались. С банками, пожелавшими воспользоваться поддержкой государства, BSA заключало соглашение, по условиям которого первый транш убытков покрывали акционеры, а последующие убытки обменивались на долевое участие государства (в лице BSA). Государственное вмешательство в частные банки Швеции выразилось в санации трех банков - Nordbanken, Första Sparbanken и Gota Bank. Банк Första получил от государства кредит в 1991 году, банк Gota - в 1992 году. В обоих случаях речь шла о неспособности банков выполнить требование государства о поддержании 8-процентного минимума оборотного капитала. Львиная доля прямых денежных инвестиций пошла в Nordbanken, в котором еще до кризиса доля государства составляла 70 %. Государство выкупило у частных акционеров Nordbanken оставшиеся 30 % акций, реструктурировало банк, слило его с банком Gota и в 1995 году передало в частные руки, выйдя по убыткам практически на нуль. Nordbanken и банк Gota получили 98 % всех денежных инвестиций государства. Четыре других крупнейших банка Швеции - Föreningsbanken, S-E-Banken, Swedbank и Svenska Handelsbanken - отказались от помощи государства, изыскав возможность увеличить оборотные средства за счет внутренних резервов акционеров и частных инвестиций. 3. Льготное кредитование банков обеспечивал Центральный банк Швеции (Riksbank), который также взял на себя обязательства по покрытию задолженности местных банков по кредитам, полученным за рубежом. Принимая меры по санации экономики, правительство Швеции сделало акцент на преодоление паники на внутренних рынках Швеции, а также возврат доверия международного инвестиционного капитала к стране. Обе цели были достигнуты в кратчайшие сроки. Во-первых, шведский финансовый кризис носил выраженный локальный характер и никоим образом не дестабилизировал ни европейский, ни американский финансовые рынки. Во-вторых, объемы «токсичных активов» шведских заемщиков в абсолютном выражении были незначительными. Считается, что эксперимент удался: из финансового кризиса первой половины 90-ых годов Швеция вышла с полностью реструктурированной банковской системой. В США после кризиса 2008г. также инвентаризировали все проблемные активы, потом выставили на их аукцион и меняли на ценные бумаги Федеральной корпорации страхования депозитов со значительным дисконтом. Концепция создания банка-коллектора была ключевым в плане финансовой стабильности (Financial Stability Plan) Обамы-Гайтнера, принятом конгрессом США в феврале 2009 года. В целом, правительство США потратило порядка $ 1трлн на очистку банковских балансов от «токсичных» активов. Итак, термин «токсичные активы» пришел на рынок Украины из более развитых финансовых рынков, однако слаборазвитый фондовый рынок Украины и отсутствие торговли производными инструментами в какой-то мере спасли банки (в отличие от зарубежных) от серьезных проблем. Украинские банки, в-основном, столкнулись с необходимостью решения вопроса c проблемными кредитами, но они имеют специфику и отличаются от понятия «токсичных активов» в зарубежной практике. На основании изложенного выше делаем вывод, что под «токсичными активами» за рубежом принято подразумевать не просто активы, которые существенно обесценились, а те, которые сложно продать (то есть обесценившиеся и безнадежные). В реалиях банковского сектора Украины «токсичные активы» - это, прежде всего, ипотечные кредиты, выданные банками. Проблема токсичных активов банков в Украине пока не решена. Инструментарий по реструктуризации долгов (как корпоративных, так и физических лиц) пока эффективно не применялся. Более того, вопросы реструктуризации валютных кредитов сопровождаются громкими социальными дебатами и политическим популизмом. Для решения вопроса «высокой токсичности» активов существует следующий инструментарий: 1. Внесудебная реструктуризация долга. Это внедрение наилучших практик «Лондонского подхода» в украинское законодательство. Основная цель этого подхода в том, чтобы по возможности снизить потери банка-кредитора. Основные принципы подхода сводятся к следующему: 1) банк-кредитор занимает по отношению к оказавшемуся в трудном положении заемщику доброжелательную позицию; 2) решение о будущем заемщика-должника принимаются только на основе хорошо проверенной объективной информации, которую получают все заинтересованные стороны; 3) банк и другие кредиторы совместно вырабатывают общую линию по вопросу о том, можно ли оказать данному заемщику дополнительную финансовую помощь для обеспечения выхода из кризиса и в какой форме; 4) затраты и убытки распределяются с учетом интересов всех участвующих сторон. Заемщики (должники банков), которые смогут участвовать в процессе, при этом должны будут доказать, что они готовы взять на себя ответственность за погашение возникшего долга. Связанные с «оздоровлением» издержки и комиссионные нередко складываются в достаточно внушительную сумму, которая ложится на плечи должника. Эти издержки весьма обременительны для должника, который находится в сложном финансовом положении. Поэтому банк-кредитор должен позаботиться о том, чтобы его требования находились в разумных пределах и были бы приемлемы для должника в настоящем и будущем. Внедрение в украинскую практику инструментария «Лондонского подхода» позволит снизить общий уровень токсичности в банковской системе. Со временем успешное применение этого инструментария откроет дорогу возвращению доверия к банкам и возобновлению кредитования. 2. Механизм санации через специализированные финансовые учреждения после нарезки банковского баланса по системе Good Bank, Bad Bank (что и было детально рассмотрено выше и является наиболее эффективным вариантом решения проблемы «токсичных» активов) 3. Прозрачная конвертация ипотечных валютных кредитов, при которой все три стороны (банки-кредиторы, физические лица-заемщики и государство) могут разделить ответственность на паритетных условиях. При этом нельзя перекладывать все бремя на банковский сектор. С учетом международного опыта решения проблемы «токсичных» активов, банкам Украины можно рекомендовать следующие операционно-тактических меры, направленных на решение проблемы просроченной задолженности банков в условиях выхода из кризиса: · Оценка «токсичности» активов банка и ликвидация портфеля проблемных кредитов. · Полная сегрегация неосновных бизнесов банка и основных (с последующим избавлением от неосновных бизнесов банка). · Пересмотр и переоценка кредитных портфелей. Принятие мер по кредитным портфелям, которые больше всего пострадали в кризис (пересмотр лимитов, реструктуризация, новое расписание погашения. · Разработка и имплементация плана финансового оздоровления банка и оценка реального внешнего давления на банк и его ликвидность. · Выбор инструмента государственной поддержки банка (госгарантии; частичная приватизация; 3) вывод токсичных активов в другой банк по модели Good Bank, Bad Bank. Реализация указанных мер позволит пересмотреть и оптимизировать стратегии и бизнес-модели банков. Вывод. На сегодняшнем этапе государство взять полностью на себя весь балласт «токсичных» активов не может, но оно должно предложить наиболее эффективный вариант решения проблемы. Из работы с «токсичными» активами в разных странах можно извлечь пять уроков. Эффективно решать проблемы можно при наличии: 1) политической воли; 2) финансирования; 3) реального ожидания цены, по которой «токсичные» активы будут продаваться; 4) нормативной базы, которая регулирует деятельность компаний по управлению активами; 5) прозрачности рынка.
К примеру, говоря о сути банковских кризисов, многие экономисты до сих пор пользуются определением из «Советского энциклопедического словаря» 1979 года издания. И хотя словосочетание «банковский кризис» там заменяется синонимом «денежно-кредитный кризис», практики в экономике считают верным именно то, что написали в этом словаре тридцать лет назад. Там сказано, что банковский кризис – это «...периодически повторяющиеся нарушения сбалансированности денежно-кредитной системы, выражается в массовом изъятии вкладов, резком сокращении коммерческого и банковского кредита, росте финансовых банкротств, погоне за наличными деньгами и золотом, значительном повышении нормы процента».
Проблема определения банковского кризиса включает в себя раскрытие его понятия и выделение критериев, на базе которых ситуация в банковской сфере может быть названа «банковским кризисом». А при их отсутствии невозможен и сам анализ собственно банковских кризисов. Однако современные экономисты тоже недалеко ушли от советских коллег в своих определениях. В настольной книге «Финансовые кризисы: теория, история, политика» (Рудый К. В., 2003 год) студентов отечественных и зарубежных экономических факультетов также не дается ясного определения. Там написано только в общих чертах, что «банковский кризис означает несостоятельность банковской системы, под которой понимается неспособность банка выполнять условия контракта, заключенного с вкладчиками, в силу невыполнения обязательств заемщиками банка, контракта с банком либо в результате обесценения банковских активов».
И такие же неточности вы найдете почти во всех пояснениях, содержащихся как в новых учебниках по экономике, так и в уже покрытых толстым слоем пыли книгах. Экономисты и финансисты на это оправдываются: просто банковские кризисы бывают разные, и каждый из них нужно характеризовать отдельно.
Эксперты делят банковские кризисы по типам…
Десять лет назад Международный банк расчетов определил для исследователей процессов банковских кризисов, по каким признакам можно их идентифицировать. В МБР прописали четыре фактора: 1) если проблемные активы банков составляют больше 2 % ВВП страны; 2) сумма денег, необходимых для спасения банковской системы, более 2 % ВВП; 3) в банковском секторе национализация приобрела массовый характер, банковские депозиты заморожены, а власть вводит так называемые «банковские каникулы»; 4) центральный банк страны гарантирует выплаты населению по всем банковским депозитам, не обеспечивая своих гарантий материально.
А вот специалисты Международного валютного фонда, проанализировав банковские кризисы 1980 – начала 1990-х годов, уже классифицируют ситуацию по-другому. Они считают, что банковский кризис наступает, если выполняется хотя бы одно из следующих условий: 1) отношение безнадежных к взысканию активов к общим активам банковской системы превысило 10 %; 2) затраты государственных органов на оказание поддержки проблемным банкам составили по крайней мере 2 % валового внутреннего продукта; 3) проводилась национализация проблемных банков; 4) банками были предприняты чрезвычайные меры, такие как замораживание вкладов, приостановка работы; 5) государство взяло на себя либо создало ряд органов по гарантированному возврату потерянных депозитов.
И все вышеперечисленное только еще раз подтверждает тезис: нет единства во мнениях специалистов, когда речь заходит о банковских кризисах. Некоторые также считают, что нельзя лишь ограничиваться критериями, названными аналитиками МВФ или МБР. Ведь экономисты и финансисты, к примеру, до сих пор спорят: а банкротство нескольких самых крупных банков страны является банковским кризисом или нет? Одни доказывают, что да, другие говорят, что нет. А третьи снова цитируют критерии, сочиненные в МВФ и МБР.
И, судя по всему, именно для того, чтобы хоть как-то структурировать мнения экспертов на счет возникновения и развития банковских кризисов, было решено поделить банковские кризисы на несколько типов. Так, первому типу соответствует кризис, действующий на микроэкономическом уровне, – вне зависимости от величины бюджетных расходов. Примеры – кризисы в США (1984–1991 гг.), Швеции (1990–1993 гг.), Финляндии (1991–1994 гг.) и Франции (1991–1998 гг.). В этих случаях банкротство ограниченного числа банков не распространялось на всю финансовую систему и не вызвало крупномасштабного макроэкономического спада. В частности, открытый кризис ликвидности в Швеции вынудил Центральный Банк вложить в банковскую систему значительные средства. Однако за интервенцией Центрального банка вскоре последовала четкая стабилизационная стратегия: обанкротившиеся коммерческие банки были национализированы и реструктурированы, тогда как вложения денег «повышенной эффективности» были нейтрализованы в течение последующих месяцев путем выпуска долгосрочных долговых обязательств. В итоге, несмотря на огромные финансовые ресурсы, мобилизованные для преодоления кризиса, он не оказал дестабилизирующего воздействия ни на инфляцию, ни на бюджетный сектор.
Второй тип банковского кризиса связан с гораздо более разрушительными последствиями для страны, которая становится его жертвой. Этот тип кризиса в основном распространяется на макроэкономическом уровне. Очень часто в этом случае вспоминают опыт Чили 1981–1984 годов, где первоначально банковский кризис вызвал спад в 13 % ВВП (в 1982–1983 гг.). Там подавляющая часть банковской сферы была национализирована, а в итоге расходы государства на ее реструктуризацию до сих пор полностью не компенсированы. Также сравнительно недавний валютно-финансовый кризис в Юго-Восточной Азии имеет много общих черт с более ранним чилийским опытом. По крайней мере, на государственном уровне. Воздействие кризиса на экономическую активность, доходы и безработицу было весьма заметно в таких странах, как Таиланд, Южная Корея и Индонезия. Расходы на реструктуризацию в таких странах могут достигать 15–20 % от ВВП.
Урок чилийского кризиса показателен и в том, что политика реструктуризации финансового сектора и смягчение деструктивных последствий ограничения кредитования заметно влияет на развитие любой страны. В противовес кризису «шведского типа», азиатский кризис оказывает воздействие на потенциал экономического роста, финансовую и промышленную структуру, отношения стран Юго-Восточной Азии с внешним миром, на распределение богатства и доходов.
Чилийцам тогда повезло, что их макроэкономические потрясения при развертывании кризиса «чилийского типа» не вылились в полномасштабную бюджетно-финансовую дестабилизацию, ведущую к высокой инфляции и вообще к демонетизации экономики. Ведь эти критерии являются характеристикой уже банковских кризисов третьего типа , которые несут самые разрушительные последствия. В таком случае в стране гибнет система старого типа, а властям срочно приходится придумывать радикальные меры по стабилизации всей экономики.
…и по формам
Однако скептики заявляют, что такое деление банковских кризисов на три типа является абсолютно нечетким, неконкретным и очень обтекаемым. Поэтому некоторые исследователи предпочитают выделять ряд более конкретных форм проявления банковских кризисов.
Это, во-первых, латентный кризис, который представляет собой ситуацию, когда значительная часть банковских институтов несостоятельна, но продолжает функционировать (в западной литературе такая ситуация характеризуется как bank distress ). Вторая форма – это открытая форма банковского кризиса . Иными словами – банковские банкротства, которым еще до Великой Депрессии предшествовали банковские паники, выражавшиеся в массовых изъятиях вкладов из банков (bank runs ). Кстати, в кризисах нынешнего времени «набеги» вкладчиков на банки стали редкостью – главным образом, благодаря системе страхования вкладов и различным формам явных и неявных гарантий со стороны государства. Так что сейчас переход кризиса из скрытой формы в открытую в значительной степени предопределяется спецификой институционально-правовой базы страны и мерами со стороны Центрального банка, а также других регулирующих органов по отношению к проблемным банкам. В итоге в западной практике термин «банковский кризис» часто применяется именно к открытым формам кризиса.
Третья форма – системный банковский кризис, который означает несостоятельность большей части банковской системы. Под несостоятельностью понимается неспособность банка выполнять условия контракта, заключенного с вкладчиками в силу невыполнения обязательства заемщиками банка, контракта с банком, либо в результате обесценения банковских активов. При открытой форме кризиса несостоятельность выражается в прекращении банками выдачи депозитов по требованию вкладчиков. Прекращение платежей по вкладам большим числом банков – наиболее явное проявление открытого системного кризиса.
Четвертая форма банковского кризиса и, как считают экономисты и финансисты, самая безобидная – это частичный, или локальный банковский кризис, когда кризис охватывает либо отдельные сектора банковской системы, либо отдельные регионы внутри страны. А методы борьбы с названными формами банковских кризисов должны быть всеобъемлющими, то есть, речь идет о концепции реформирования банковской системы. Тем не менее, учитывая то, что антикризисное управление является микроэкономической категорией, эти методы в отношении каждого конкретного банка также должны быть конкретными. Хотя некоторые прагматики вообще заявляют, что именно плохой менеджмент всегда является главной причиной неплатежеспособного состояния каждого отдельно взятого банка.
Но суть процесса от мнения экспертов не зависит
Историческая необходимость появления банков была вызвана экономической потребностью в аккумуляции временно свободных денежных средств и предоставления их в виде кредитных ресурсов. То есть, основной и важнейшей функцией банковской системы является осуществление посредничества в кредите: привлечения средств и их размещения в виде кредитов. Однако во время банковского кризиса выполнения этой функции в полной мере не происходит – наблюдается отток средств из банковской системы и сокращение объема кредитования. В период банковского кризиса банковская система оказывается не в состоянии выполнять (полностью или частично) свое прямое предназначение – осуществление посредничества в кредите.
Еще одна важная функция банковской системы – это осуществление расчетов и платежей в хозяйстве. Однако в случае, когда наблюдается отток средств из банковской системы, банки теряют ликвидность, в результате чего возникают проблемы с платежеспособностью. Под угрозой оказывается выполнение банками функции осуществления расчетов: неплатежеспособный банк не может осуществлять платежи.
Таким образом, нам наиболее точным представляется такое определение банковского кризиса – это неспособность банковской системы выполнять свои основные функции по аккумуляции и мобилизации временно свободных денежных средств, предоставления кредитов, проведения расчетов и платежей в экономике страны. При подобном подходе предметом банковского кризиса выступает банковская система, характеристиками – невыполнение ею основных функций. Что и проявляется в потере банками ликвидности, росте банкротств, напряжении банковского кредита и прочих сложных и неприятных вещах.
Для классификации ситуации как банковского кризиса, на наш взгляд, необходим количественный критерий. Например, число проблемных банков, которое составляет не менее 20 % действующих банков. Так, в период банковского кризиса в Чехии в 1997 году из 60 действующих банков 13 (т. е. 21,67 %) попали в число проблемных, в том числе 3 банка в стадии ликвидации, 4 банка с внешним управлением, 3 банка с конкурсным управлением и 3 банка с отозванными лицензиями. Число проблемных банков во время кризисов в Чили, Аргентине, Японии превышало 25 %, а в соседней с нами стране Российской Федерации в 1998 году было 30 % проблемных банков. Эти факты лишь подтверждают мысль о том, что банковский кризис может иметь место даже при отсутствии банковских банкротств.
